Иду по едва заметной тропке, к тому же узкой. Холодный ветер пробирает до костей, сбивает с ног. Сыро. Слевой стороны гора, поросшая вереском, закрывает собой солнце и небо. Только на самом вверху видна нежно-голубая полоса с легкими, быстро проносящимися облаками. От горы пахнет землей. Я иду по ее крутому склону, стараюсь не сорваться. Сухие стебли колят босые ноги, но мне не больно. Справа еще одна гора. В расселине между ними течет река. Из нее торчат мокрые черные камни, как обнаженные позвоночные кости. Пена бьющей о камни воды розовая от крови. По реке плывут трупы, синие, распухшие, их слишком много. Я иду к хижине. Она здесь одна единственная. И я не хочу к ней идти.
В хижине сидит старик. Он в морщинах и темных пятнах, зубы и волосы выпали от старости. Такой высохший, что похож на ожившую мумию. У входа в хижину длинная очередь из зыбких фигур. Очередь медленно втягивается внутрь. Старик пристально смотрит желтыми невидящими глазами. Едва заметно кивает. Дрожащая рука сизым ногтем указывает налево - и вошедший спешит поднятся по землянным ступеням вверх, туда, где светит солнце, где на сколько хватает глаз раскинулась нагретая за день пустошь. Указывет направо - и его помощники бросают беднягу вниз, на острые речные камни, теперь это просто тело.
Старик не видит окружающее, он видит прошлое и будущее. Я не знаю что сделаю в будущем и не помню прошлого, но я не хочу на камни, не хочу в реку трупов, я хочу жить. А расцарапанные ноги сами шаг за шагом несут меня вперед. Мне в затылок дышат идущие следом.